Ребенок не учится там, где ему страшно

Интервью о школе с детским и семейным психологом Светланой Ройз.

Студия Светланы, где мы записывали интервью, похожа на магазин handmade-игрушек.

Тут всевозможные куклы, коллекция ангелов, колокольчики, сердечки, деревянные домики, «ловцы снов», необычные музыкальные инструменты, крылья, подушки, а посреди всего этого – яркая деревянная лошадка-качалка.

Попадая туда, как будто оказываешься в сказочной стране, возвращаешься в детство.

«На самом деле, все это больше для взрослых, а не для детей», – удивляет Светлана.

«Видите, у вас только что глаза горели. А многие взрослые, к сожалению, выгоревшие, у них часто нет эмоционального отклика на всю эту красоту. Особенно, когда я работала с учителями, меня это поразило».

НЕСКОЛЬКО УЧИТЕЛЕЙ ВСТАЛИ СО СЛОВАМИ «ОНА ЖЕ САТАНИСТКА!»

Вы работали с учителями?

Лет 8 назад я поняла, что надо просто орать преподавателям и системе образования о том, что дети изменились, что сейчас к ним нельзя подходить с теми мерками, с которыми подходили к нашему поколению.

Тогда я начала большой проект открытых семинаров для учителей, который длился несколько лет. Это были бесплатные семинары, как для них, так и для меня. Проект проходил при поддержке журнала «Шкільний світ» и «Шкільне виховання», Дом учителя давал помещение, из районо присылали информацию в школы.

Сначала я относилась к этому с большим энтузиазмом. Но были семинары, с которых я уходила в слезах. Я все время начинала семинар с чего-то будоражащего, чтобы учителя очнулись. Один из семинаров я начала с того, что принесла аппарат для выдувания мыльных пузырей. В минуту зал заполнился мыльными пузырями.

И для меня было шоком, что у этих учителей практически не было эмоционального отклика.

Представьте, что рядом с вами лопаются мыльные пузыри. Какое-то эмоциональное движение должно быть – это может быть возмущение, раздражение, радость, а тут было игнорирование.

На такие бесполезные, но радостные стимулы реагирует наша внутренняя часть – субличность – «внутренний ребенок».

Это значит, что их внутренний ребенок не откликается. Они с ним «не в контакте».

Наши дети всегда в контакте с этой нашей внутренней частью. И любой ребенок чувствует искренность и живость нашего «внутреннего ребенка».

А потом взрослый помогает ему ощутить и взрастить «внутреннего взрослого».

На семинаре я много рассказывала о том, что детям важно перед уроком не просто сконцентрироваться на задаче, а почувствовать безопасность – открытость процессу.

В начале уроков или перед контрольными можно проводить маленькую медитацию, когда дети просто закрывают глазки и представляют себя в безопасном пространстве (сейчас об этом опубликовано уже много исследований).

Когда я предложила несколько маленьких медитативных практик, еще и рассказала, что есть гомеопатические препараты – если кто-то верит в продуктивность гомеопатии, – которые чуть-чуть помогают в работе мозга, несколько женщин из большущей аудитории встали со словами:

«Вы что, не видите, она же сатанистка! Она сказала два слова – гомеопатия и медитация. И вообще, что вы ее слушаете, с ее-то фамилией?».

Но это было 8 лет назад. Сейчас ко мне на курсы приходят психологи и преподаватели, и все больше преподавателей открыты к этой информации.

Иногда я прихожу в школы с семинарами для учителей и детей, если есть запрос.

А запроса обычно нет?

Учителя сейчас очень выгоревшие. Не потому что плохие, а потому что очень эмоционально истощенные.

Даже когда мы сами во время карантина или каникул находимся со своими детьми, мы выгораем – правда? Многие родители в последний день трехнедельного карантина кричали: «Ура! Школа!».

«Учителя сейчас очень выгоревшие. Не потому что плохие». Фото FEDORIV Hub

Любой человек в состоянии удержать в фокусе внимания и эмоционального отклика 5 детей. А тут 35. Представляете, какое ежедневное выгорание без возможности восстановиться?

Точнее незнания, как восстановиться.

Большинство преподавателей после пединститута еще первый год «горят» работой. А потом сталкиваются с тем, что нужно соблюдать какие-то бюрократические процедуры, что инновации часто не нужны и не принимаются родителями.

И родители больше требуют, больше недовольны, чем поддерживают.

Если бы родители приходили в школу с первыми словами «Спасибо, я очень ценю ваш вклад. Помогите мне, пожалуйста, понять или увидеть то, чего я не вижу в своем ребенке», то, может, и преподавателям было бы легче.

А Вы помните своих школьных преподавателей?

Мне очень повезло в моей советской школе на учителей. Я пошла в школу в 1983 году. Это была обыкновенная школа, просто многие преподаватели были хорошие.

Например, учитель биологии нам говорил: «Вы на контрольных можете пользоваться шпаргалками, но в которых нет ни одного слова, которые написаны просто символами».

Это было гениально. Когда мы рисуем символами, мы активизируем другие доли мозга – так информация воспринимается и запоминается легче.

Уроки у нас проходили иногда в зоопарке – мы наблюдали за животными, зарисовывали их. Еще у нас контрольные работы проходили в виде кроссворда или под музыку.

Дети же учатся у тех преподавателей, с которыми не страшно, интересно и… весело — потому что в игровой, «не серьезной» форме информация и запоминается.

И современные дети любого возраста не идут за преподавателем, который просто отчитывает свой предмет, не включая «живого» – интерактивного элемента. Он выпадает из зоны авторитетности.

Хотя это не значит, что преподаватель должен заигрывать с детьми, потому что есть преподаватели, которые уходят в заигрывание – в «задруживание».

Тут, конечно, тоже важно удерживать баланс.

СОВРЕМЕННЫЕ ДЕТИ МСТЯТ ЗА ЧУВСТВО ВИНЫ И СТЫДА

Допустимы ли какие-то наказания со стороны учителей? Я знаю случаи, когда детей за плохое поведение ставят в угол, еще и с поднятыми вверх руками.

Когда что-то делают с телом ребенка, это недопустимо. Это вторжение в личное пространство.

Угол – это и для родителей не очень полезная мера воздействия, а стоять в углу с поднятием рук – это пытка. И в такие ситуации родители обязательно должны вмешиваться.

Такие эксперименты очень травматичны для ребенка. Любое воздействие на тело и самооценку запрещено.

Если учитель или родитель может сорваться на эмоции, если он использует наказание от бессилия – это значит, что он из фокуса авторитетности сейчас выпал в фокус авторитарности.

Разница между авторитетностью и авторитарностью в том, что у авторитетного человека есть стержень, он ощущает свою силу. А авторитарный свою силу доказывает.

Когда преподаватель или родитель просто очень устал, когда он уже экономит силы на «здоровые» реакции, на чувство юмора, на вариативность, у него просто не хватит сил на «авторитетность» – спокойствие и мудрую гибкость или здоровое простраивание границ.

Тогда легче один раз треснуть, один раз поставить в угол, наорать и испугать. Это естественная реакция для тех, кто ослаблен.

Но авторитарный стиль руководства уничтожает личность. Авторитарный стиль – это не про многогранный потенциал.

А рядом с авторитетным «руководителем» личность взращивается и крепнет. Я говорю и об учителях, и о родителях, и даже о политиках.

А какие-то менее травматичные меры наказания допустимы? Например, выйти из класса или посидеть на стульчике в сторонке.

Посидеть на стульчике в сторонке допустимо. Но нужно разобраться, почему ребенок так себя ведет.

Если ребенок постоянно ведет себя плохо на уроке, значит, есть причина – она часто глубже, чем «просто» непослушание. Возможно, внимание этого ребенка нужно «перенаправить» – например, попросить открыть форточку, принести воду.

Возможно, этот ребенок уже перестал воспринимать информацию, чего-то не понял. Что делает ребенок, чтобы прикрыть свою неуспешность?

Он привлекает внимание к чему-то другому.

Может быть, ребенок компенсирует что-то, что есть у него в семье.

Находясь в школе и на работе, мы не выключаемся из процессов семейной системы. Или если ребенок не чувствует себя авторитетным в учебе в классе, он может для себя выбрать «авторитетность шута».

Это вопрос того, насколько преподаватель в контакте не только с материалом, который он дает, но еще и с чувствами и проживаниями детей. Если учитель не может с этим разобраться, этим должен заниматься школьный психолог.

«Может быть, ребенок компенсирует что-то, что есть у него в семье». Фото Дарьи Павловой

Кроме того, когда мы выбираем (если выбираем) наказание для ребенка в каждом конкретном случае, надо понять, введено ли то, за что ребенок наказывается – в правило. Мы можем наказать ребенка только за то, что он знает, что нельзя делать.

Если мы не обозначили для малыша, что нельзя рисовать на обоях, ведь не логично за это наказывать? Но если он начал рисовать на обоях, это признак того, что пора вводить правила. И предложить место, где рисовать можно.

В каждом классе и каждой семье должен быть перечень правил – своя местная конституция: у нас в классе не дерутся, у нас в классе не ругаются матом и т.д. А лучше использовать правила без частички «не». Например: «Если ты хочешь задать вопрос, ты поднимаешь руку».

Или «Если ты устал и тебе надо немножко отдохнуть (такое же тоже бывает во время урока), то ты стоишь у окошка». Тут каждый учитель уже выберет то, на что он может пойти.

Еще вместо наказаний учителя часто говорят детям: «Вы самый худший класс в школе, больше никто себя так не ведет».

Чувство вины и чувство стыда – это чувства, вызываемые для манипулирования. Современные дети на это не ведутся и часто за это мстят. То, что работало с нашим поколением не проходит с ними.

Эти чувства не врожденные. Принято считать, что Совесть начинается со стыда и вины, но это не так. Чувство вины и чувство стыда, вызываемые снаружи, не из внутренней этичности – делают нас удобными.

Зачем учителю так говорить? Чтобы ученики стали удобными.

ОТЛИЧНИКИ ЧАСТО ПОЛУЧАЮТ БОЛЬШУЮ ТРАВМУ, ЧЕМ ШАЛОПАИ

Я так понимаю, что страх наказания или плохой оценки тоже не работает как воспитательный метод.

Со страхом все еще сложнее.

У нас есть одна из древнейших частей мозга – ствол или рептильный мозг, который отвечает за реакции страха и агрессии.

У психологов эта часть мозга называется «Бей, беги, замри», потому что в случае опасности животные – для поддержания безопасности, выживания – могут либо вступить в драку, либо убежать, либо замереть, притвориться мертвыми.

Рептильный мозг включается, когда человеку небезопасно. Но когда он включается, выключается неокортекс – часть мозга, которая отвечает за рациональное восприятие.

Когда человек любого возраста напуган, он перестает воспринимать информацию критично – мы же знаем, как для политических манипуляций запускают «страшилки», чтоб пока народ занят вопросами «выживания», протащить что-то для себя важное.

У детей этот рептильный центр тоже включается, когда они боятся.

Например, утром родитель начинает орать: «Одевайся, мы же опаздываем!». В этот момент под действием рептильного мозга ребенок вообще теряет контакт с реальностью. А родитель еще больше злится и возбуждается. А ребенок еще больше тормозит. Не потому, что он делает это специально, а потому что его мозг сейчас только так работает.

Родителю в этот момент надо дать возможность ребенку «включить» другую – рациональную часть мозга. Ребенку нужно дать почувствовать – ты в безопасности.

Для этого родитель делает вдох-выдох, пьет водичку, нюхает валерьянку, присаживается, смотрит в глаза, прикасается к телу ребенка и говорит намного медленнее и тише, чем обычно: «Смотри, у нас осталось немножко времени. Тебе надо сделать вот это и это. Шапка на голову, шарфик на шею…», надо просто перечислить последовательность действий.

Это просто. Но одновременно очень сложно для уже раздраженного родителя. Зная, что наш ребенок часто «выключается» – можно сделать для него записки, картинки с последовательностью утренних задач.

Или если в школе учитель говорит слишком громким голосом или учитель не сдержался и на кого-то крикнул, что делает этот рептильный центр? Кто-то замирает, цепенеет – входит в ступор, кто-то начинает суетиться. Это просто важно учитывать.

Ребенок не учится у преподавателя, с которым ему страшно. Ребенок не делает домашнее задание с тем родителем, с которым страшно. Потому что в этот момент неокортекс не воспринимает информацию.

А ребенку страшно, даже если орут не на него, а на старшего брата или сестру, или на другого одноклассника.

Травматизацию, удар по рептильному центру всегда получает тот ребенок, который больше наблюдает, кто испытывает напряжение.

Ребенок не делает домашнее задание с тем родителем, с которым страшно. Фото Дарьи Павловой

И в школе отличники и хорошисты, более чувствительные дети и перфекционисты, часто получают большую травму, когда наблюдают за тем, как кричат и наказывают шалопаев, которым часто уже все равно.

Представьте сейчас все ЗНО, все экзамены и вообще оценки. Что это такое?

Сплошной стресс.

Да. Когда человек все время находится в состоянии стресса, он либо «выключает чувствительность» (взрослые говорят – «забивает»), либо хронический стресс приводит к психосоматическим заболеваниям.

Конечно, это не значит, что детей нужно держать в аквариумных условиях и от всего защищать. Нужно развивать стрессоустойчивость. Но и не превращать их жизнь в сплошной стресс.

Видите, как дети сейчас ослаблены. Я даже не говорю о сердечно-сосудистой системе. Они намного чаще простуживаются, у них затяжные бронхиты, затяжной кашель.

В той самой части мозга, о которой мы говорили – в стволе или рептильном центре – находятся наши дыхательные центры. И он очень реагирует на сухость воздуха, на духоту, а в классах душно, он очень реагирует на усталость, в нем находится и наша энергетизация, наша ритмизация.

Кстати, эта часть мозга – ствол – «закладываются» от зачатия до рождения и «включается» во время процесса родов и в первые месяцы жизни. Если в этот период – беременности, рождения, первых месяцев жизни – было что-то небезопасное, то эти структуры чуть «повреждены», им не хватает энергии.

Таких детей можно условно назвать «стволовыми». И таких детей очень много.

«СТВОЛОВОЙ РЕБЕНОК» ОЧЕНЬ ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЙ. А ГЕНИАЛЬНОСТЬ – ЭТО ГИПЕРЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Чем эти дети отличаются от других?

Это ребенок, о котором хочется сказать: «Ну что ты все время витаешь в облаках?». У него немного расфокусированное внимание, у него все падает из рук, ему не хватает координации. Этот ребенок изначально гиперчувствительный, он может уставать намного быстрее, чем другие.

У него нарушена ритмизация – и он «возвращает» себе ритм, раскачиваясь.

Этот ребенок может бояться высоты, глубины, замкнутых пространств, темноты, не переносит обтягивающей одежды. Это все – возможная проекция родового стресса.

Эти дети часто путают предлоги, не могут сориентироваться, например, в днях недели или временах года, хотя обладают чудесным интеллектом.

Если мы видим, что ребенок пишет буквы зеркально, слева направо, или буквы вообще «прыгают» – это говорит о несогласованности работы разных отделов мозга. И когда дите идет в школу, во всяком случае, в первом классе, нужно снизить требования к аккуратности и четкости почерка.

Но важно, чтобы мы относились к этому не как к недостаткам, не как к болезни, а как к тем особенностям, на которые надо обращать внимание. И которые можно и нужно корректировать.

Например, «стволовой ребенок» очень чувствителен. А что такое гениальность? Это ведь и есть часто – гиперчувствительность.

Хорошая новость в том, что мозг компенсируется. Наше тело стремится к гармонизации.

Для работы со «стволовыми» детьми, помимо специальных техник, могут помочь, например, дыхательные упражнения, где выдох длиннее вдоха, свистки, надувание шариков, выдувание мыльных пузырей, говорение скороговорок, прогулки на свежем воздухе, частое проветривание.

Также им помогает все, что воссоздает ощущение пребывания в матке – невесомости, это плавание и лежание в ванной, катание на качелях или лошадке-качалке, покачивание ребенка на коленях, прыжки на батуте.

А еще есть специальные игры, самая безопасная из которых – прятки. Каждый раз, играя в прятки, особенно, когда ребенка «находят» – ребенок рождается.

Во время урока с такими детками нужно делать перерывы: например, в какой-то момент выйти из-за парт, сесть кружком. На переменке их нужно вывести на улицу, дать побегать.

Не заставлять надевать обтягивающую одежду, особенно, стягивающую горлышко.

Есть простое упражнение, «включающее мозг», с него начинает курс замечательный нейропсихолог Оксана Шленская: мы прикасаемся поочередно ладонью к затылку, вискам, макушке и лбу, приговаривая соответственно «вижу, слышу, ощущаю, понимаю».

Простое упражнение, «включающее мозг» — «вижу, слышу, ощущаю, понимаю». Фото Дарьи Павловой

Доли мозга, отвечающие за зрение, находятся в затылочной части, аудиальные – в височной, проприоцептивные – в проекции макушки, неокортекс – лобная часть мозга.

Еще здорово, если в классе есть балансировочные доски. Например, в моей – нужно одновременно удержать равновесие и загнать, балансируя, шарик в центр лабиринта.

Что делает такая балансировочная доска? Это стимуляция работы мозжечка, простраивание связей между полушариями мозга, работа с «гравитационной неуверенностью».

 Балансировочная доска стимулирует работу мозжечка, простраивание связей между полушариями мозга. Фото автора

Какие еще бывают особенности разных детей, которые нужно учитывать родителям и учителям?

Есть дети «симпатики» и «парасимпатики». То, что я буду сейчас рассказывать – совсем упрощенная информация. Конечно, все, на самом деле, внутри нас сложнее устроено.

Вы знаете, что у нас есть симпатическая и парасимпатическая нервная система. Симпатическая отвечает за процессы возбуждения, парасимпатическая – за торможение.

Если, например, происходят какие-то сложности в родах (а они практически всегда происходят, идеальных родов не бывает), то какая-то часть наших нервных клеток «истощается». Если во время рождения «истощаются» «симпатические нейроны», то ребенка очень условно можно назвать «парасимпатиком», если парасимпатические – «симпатиком».

У «парасимпатика» в младенчестве снижен мышечный тонус, ему нужно помогать переворачиваться, ползти, он может позже начать говорить. Такой ребенок, по сравнению с другими («симпатиками»), может «притормаживать».

При этом у него может быть великолепный интеллект – тут дело не в интеллекте, а в скорости реагироваия.

Ему, например, трудно просыпаться утром. Помните, есть люди, которые просыпаются и бегут сразу же. А есть те, которые долго входят в процесс адаптируются и «раскачиваются». Это как раз «парасимпатики». Чтобы их пробуждение было «мягким» – нужно отводить чуть больше времени. Так же, как и на адаптацию к разным процессам.

Для того, чтобы «парасимпатик» воспринял информацию, нужно от 5 до 10 секунд. Когда родители или учителя торопятся, такой ребенок «зависает».

Или, когда такому ребенку дают упражнение на скорость чтения, у него наступает закономерная паника. Тесты на скорость чтения вообще бесполезны, они не отражают ни знаний, ни способностей ребенка.

В то же время, ребенок-«симпатик» – это очень активный ребенок. Он не столько сконцентрирован, сколько суетлив. Он часто очень быстро выполняет или начинает выполнять задачи, но не факт, что правильно.

Такой ребенок (и взрослый), когда прозвонил будильник, вскочил и побежал. Такой ребенок быстро включается в работу, но его надо научить «парасимпатическому» качеству – внимательности, глубине.

Если представить, что два ребенка, «симпатик» и «парасимпатик», родились в одной семье – один будет демонстрировать успешность за счет своей скорости, второй за счет глубины и основательности.

РЕБЕНОК ДОЛЖЕН ДВИГАТЬСЯ, ЧТОБЫ ВОССТАНАВЛИВАТЬСЯ

В школах существует проблема физической активности детей. Им хочется двигаться, но их активность обычно только подавляют и ограничивают, и они начинают драться. Как можно давать выход этой энергии?

Поэтому, когда вы выбираете школу для своего ребенка, надо задавать вопросы не о том, какие там рейтинги по сдаче ЗНО, а о том, что происходит на переменах. : )

У ребенка должна быть возможность как-то восстанавливать активность тела – и для того, чтобы восстанавливался его мозг, и чтобы его тело справилось с нагрузкой. Ведь школьная жизнь – это нагрузка на все сферы, в том числе на тело. На переменах должны быть какие-то «физические» игры.

Но это часто очень неудобно, потому что тогда детей сложно проконтролировать. Поэтому нужно ввести правила. Например, правило в конституции класса – «когда в классе игра, важно не причинять друг другу вреда».

Должна быть возможность потопать ногами. Должна быть возможность восстановить ритм – выстукивая его по парте руками, стуча мячом, хлопая в ладоши. Это может делать учитель как упражнение.

Или, возможно, приходит школьный психолог или кто-то другой и делает на переменке какую-то общую зарядку. Можно хоть прыгать на одной ноге, сделать дыхательные упражнения (помните, эти упражнения помогают в работе ствола?).

Для укрепления иммунитета, физического и психологического, можно делать такую забавную практику – со звуком «Аааа» постукивать себя двумя кулаками по грудной клетке. После такого упражнения человек чувствует прилив, как минимум, эмоциональных сил – улыбается.

Место, которое мы стимулируем таким простукиванием – проекция тимуса – железы внутренней секреции, связанной с нашим иммунитетом. Этот же центр – место, в которое мы показываем пальцем, говоря «Я».

Идеально, если в классе может быть «мягкая» боксерская груша, подушки, или мягкие поролоновые мячи, или подушки с шероховатой поверхностью, по которым можно походить ножками.

Можно похлопать по водичке руками, если есть такая возможность, перебрать бусинки.

 «На переменах должны быть какие-то «физические» игры». Фото Дарьи Павловой

Здорово, если дети могут лечь на коврик и представить, что потолок – это небо, по которому плывут облака – подуть на эти облака.

Или там же – лежа на ковре – положить на животик мячик и наблюдать, как мячик удерживается на животе во время дыхания.

Или они мнут листики бумаги. Можно сделать красивые шаблоны листиков в форме мяча. Когда ты его сжимаешь, он превращается в настоящий мяч, и его потом можно бросить в мусорное ведро.

Иногда детям надо дать возможность совершить какие-то разрушительные действия, которые бы «превратились» в созидательные – например, разорвать на мелкие кусочки бумажку, а потом из этих бумажек сделать коллаж с помощью клеящего карандаша.

Это то, что учитель может себе позволить на переменке.

В арсенале учителя должны быть псевдо-агрессивные игры, в которые можно играть, сидя за партами. Например, игра «датский бокс«, когда мы боремся только большими пальцами. В этой игре дети компенсируют накопленную агрессию, а еще большой палец в телесной терапии символизирует наше Я.

Эта игра помогает ребенку «метафорически» переживать и готовиться к борьбе мнений.

Либо можно засунуть под одежду поролон и толкаться телом, играть в «борцов сумо». Это безопасно, и это псевдо-агрессивная игра, которая помогает снять напряжение. Она уравновешивает силы больших и маленьких деток. Потому что, например, армрестлинг – это игра, где все-таки играют роль мышцы и их сила.

Еще можно поиграть в «Светофор». Все дети стоят, а учитель говорит: «Я – светофор. У меня есть красный и зеленый цвет. Вы – машинки. Когда машинки слышат от светофора команду «Зеленый», они начинают ездить, но могут сталкиваться, когда слышат «Красный», останавливаются».

Машинки слушают сигналы светофора, но при этом им можно сталкиваться. Когда машинки сталкиваются, они говорят «би-би». Когда они слышат сигнал «Красный», они останавливаются. На зеленый они опять бегают.

Сначала учитель несколько раз побудет светофором. Потом он может дать такую возможность самому «неуспешному» ученику. Может, он поэтому и шалит на уроке – удовлетворяя так свою потребность быть значимым, видимым. Можно выбрать другого ребенка, например, самого застенчивого, который боится проявлять себя, чтобы он побыл светофором.

Что в этой игре прорабатывается? Для детей это и весело, это и физическая активность, и отдых. Это и возможность ощутить границы других людей и войти в контакт с ними. И возможность прожить в игре – безопасно – агрессию.

И это о введении правил. Если мы говорим «Красный», мы в игре запоминаем, что надо остановиться.

Можно вместо «Красный» говорить «Стоп». И тогда, когда ребенка в реальной жизни нужно будет остановить, мы ему вместо многих слов можем просто сказать «Стоп».

Что еще можно делать на перемене, кроме физических упражнений и игр?

Можно в разные дни недели выбрать какое-то особенное действие. Например, какой-то день может быть днем лепки, какой-то – днем рисования, когда они капают акварельной краской на бумагу и наблюдают, как эта краска растекается. В какой-то день они рисуют мандалу и т.д. Или можно вместе послушать музыку.

Еще обязательно нужно проследить за тем, чтобы малыши сходили в туалет на перемене или умылись, чтобы снять напряжение.

Для того, чтобы поработать с тревожностью и со страхом ошибки, нужно больше заниматься вырезанием.

А еще детям, которые тревожатся, важно ощутить контроль над чем-то (именно они часто задают вопрос «А что будет потом, а теперь, а через пару часов?»). Мы можем начать с контроля над каким-то материалом. Для этого можно давать им в руки либо пластилин, либо сенсорные шарики.

Чтобы поработать с тревожностью и со страхом ошибки, нужно больше заниматься вырезанием. Фото Дарьи Павловой

Есть классы, в которых первоклассникам делают маленькие песочницы (есть отдельное направление терапии – работа в юнгианской песочнице).

Можно использовать не классическую – маленькую дзен-песочницу, японские садики – они сейчас есть в продаже. А еще лучше, если родители сделают подносики с крышечками, чтобы у каждого из детей была своя песочница.

Можно – наверное, даже лучше – в школе использовать кинетический песок. Он похож на пластилин, из него легко лепить какие-то фигурки. Он очень приятен на ощупь, и даже если он рассыплется в классе, его легко собрать.

Когда мы работаем с такими материалами, мы, во-первых, работаем обеими руками, что улучшает взаимодействие между полушариями, мы работаем со зрительными и речевыми центрами, мы успокаиваемся, мы стимулируем работу разных систем органов. И когда мы можем над материалом взять какой-то контроль, мы возвращаем себе ощущение контроля вообще.

Работа с песком и глиной чудесно подходит особенно для детей, у которых сложности в работе поджелудочной железы (именно они часто более тревожны и гиперчувствительны).

Это можно делать на переменке, особенно если в классе нельзя бегать. Должна быть возможность если не внешней активности, то хотя бы «внутренней».

А есть ли способы настроить детей после перемены на урок, как-то успокоить?

Если детям перед уроком дать раскраску или просто попросить нарисовать круг с широкими границами, в котором они смогут нарисовать любую каляку-маляку, это поможет им сконцентрироваться на внутреннем пространстве. На это уйдет минута времени, но это уже включает концентрацию.

Есть практика для преподавателей, которым нужно утихомирить детей перед занятием, называется «Громкие и тихие голоса»: я хожу по классу с какой-то коробкой или чашей и прошу детей «положить» в нее свои громкие голоса, а тихие оставить себе.

А потом на переменке они забирают громкие обратно.

Эти голоса не смешиваются. Для того, чтобы сказать что-то громко, надо подойти и забрать свой громкий голос.

Либо можно взять «говорильный камешек«: только тот, у кого в руках камешек, может говорить. И когда учитель вызывает кого-то к доске, он передает этот камешек.

Для того, чтобы проявить себя, надо взять этот камешек. Можно вместо камешка взять что-то мягкое, красивое.

В СЕРДЦЕ КЛАССА И МАМЫ ДОЛЖНО БЫТЬ МЕСТО ДЛЯ ВСЕХ ДЕТЕЙ

А есть какие-то сугубо психологические упражнения, которые можно выполнять с детьми?

Можно поиграть в медитативную игру «Цветок моего имени».

Дети закрывают глаза и представляют, что они находятся в саду или на лугу. Они чувствуют ароматы, чувствуют тепло, звуки. Мы включаем все каналы восприятия.

Ребенок видит, ощущает цветок, который хотелось бы назвать своим именем. Подходит к нему, протягивает ручку, смотрит на него, нюхает. Не срывает, наблюдает за цветком. А потом ощущение этого цветка (акцентирую – не цветок, а ощущение цветка) переносит в центр грудной клетки. Потом делает вдох-выдох.

Этот цветок потом можно нарисовать или вылепить из пластилина. Можно наблюдать за тем, что происходит с этим внутренним цветком. Можно чувствовать, нужно ли сейчас его погладить, полить, нужен ли свет.

О чем эта игра? Мы видим, что мы все – разные цветы. И все создаем удивительный «букет» жизни. Цветок – это «существо», которое вообще не задумывается, как оно выглядит. Оно уверено в том, что красиво, совершенно, оно всегда укоренено в земле, и оно всегда тянется к солнцу.

Метафора растения запускает наш внутренний рост, развитие. Мы работаем с образом цветка с детьми и взрослыми, о которых говорят «он ленив, он не развивается».

Кроме того, в центре грудной клетки пересекается наша самооценка, наша целостность — «я», в этом центре находится зрелость нашего физического иммунитета, тимус. Это также крепость нашего личностного иммунитета. И когда мы направляем в этот центр свое внимание, мы работаем с этими аспектами.

Есть еще помощники с психологическим смыслом, которые можно сделать для детей.

Крылышки из ткани, которые рюкзачком надеваются на спину. Фото Светланы Ройз

Можно сшить из ткани крылышки, которые рюкзачком надеваются на спину. У нас такие крылышки надевают взрослые студенты, чтобы опираться о стену. (Фото 6)

И спине теплее, и это метафора окрыленности, и своих бОльших возможностей. И еще спинка ровная. Когда ровная спина, меняется наш гормональный фон, повышается самооценка, мозг обогащается кислородом.

Можно сделать браслет с номером телефона, например, мамы. И это не только для того, чтобы выучить цифры или номер телефона, но и для ощущения безопасности.

Например, для того, чтобы мама меньше переживала, если вдруг с ребенком что-то случится.

Браслет с номером телефона и домик из ткани. Фото автора

Кроме того, для тревожного ребенка важно «присутствие» родителя рядом. Особенно хорошо, если браслетики (не обязательно такие – можно просто ниточки) есть у всех членов семьи.

Еще можно сшить из ткани домик, в который вставляется фотография мамы или ребенок сам нарисует портрет семьи. Его можно давать ребенку в школу – как закладку или брелок, или повесить в классе.

Метафора домика – это всегда про безопасность. Некоторые детки не могут расслабиться в школе. Их внимание направлено не на учебу, а, например, на то, «не любит ли мама в то время, пока я в школе, больше моего младшего брата, чем меня».

Когда ребенок держит в руках или смотрит на такой рукотворный домик, у него рождается ощущение «Я в доме и дом со мной».

«В сердце класса, так же, как в сердце мамы, должно быть место для всех детей». Фото автора

Еще одна идея – сшить маленькие сердечки с прорезями для фотографий каждого члена семьи или каждого ребенка в классе. Они складываются в большое общее сердце семьи или класса. Важно, чтобы ребенок это видел, когда приходит в школу или домой.

В сердце класса, так же, как в сердце мамы, должно быть место для всех детей, независимо от того, как они учатся.

Источник http://life.pravda.com.ua/person/2016/03/21/209739/

ИДЕАЛЬНЫХ ШКОЛ НЕ СУЩЕСТВУЕТ

– Сейчас многие родители недовольны школой, дети просто не любят учиться. Если ребенку некомфортно, неинтересно в школе – как родителю понять, когда нужно работать с ребенком, адаптировать его, идти с ним к психологу, а когда нужно менять учителя или школу?

– Тема школы сейчас модная, а во всякой модной теме есть много манипулирования.

Существует две тенденции – обвинение родителей или обвинение школы. Пункт 1 – не виноват никто. Просто есть вещи, которые можно и нужно корректировать.

Если я сбрасываю ответственность только на школу, это ошибка. Если я беру всю ответственность только на себя, это тоже ошибка. Каждая структура делает то, что она может делать в настоящий момент. Этот постулат важен. Иначе мы находимся в роли ребенка, говорящего: «Все дураки».

«Тема школы сейчас модная, а во всякой модной теме есть много манипулирования». Фото Дар’ї Павлової

Какая-то часть ответственности лежит на родителях, какая-то – на школе, какая-то – на социальном окружении. Но на родителях лежит 80% ответственности.

Идеальных школ не существует, потому что дети разные. В свое время, выбирая систему обучения для своего сына, я не нашла той системы, в которой бы абсолютно все грани были соблюдены.

Даже в чудесной вальдорфской системе есть вещи, которых не хватает для адекватного развития ребенка.

Получается, что любую школу мы дополняем своей жизнью. А вот тут вопрос: есть ли у меня, чем дополнить, есть ли внутри меня для этого ресурс?

Нахожусь ли я в контакте с ребенком, чтобы понимать, что ему нужно?

Если ребенок идет в самую неблагоприятную школу, но у него есть ощущение наполненностью семьи, «окситоциновая подушка» – то любые школьные сложности он воспримет легче, чем ребенок, у которого нет такой «подушки».

Что такое окситоцин?

Это гормон близости, нежности, это гормон, который создает ощущение безопасности мира, независимо от того, где ребенок находится.

Часто родители переносят ощущение своей школьной жизни на своего ребенка. И когда мы на него сразу переносим ощущение напряжения и страха, мы это вклиниваем в программу ребенка.

Но когда родитель задает себе вопрос: «Может быть, со школой что-то не то?» – да, надо пойти в школу, надо постоять под дверью, послушать, что там происходит, нужно наблюдать за изменением в поведении ребенка.

Причем не столько за тем, что ребенок рассказывает – а за тем, меняется ли его пищевое поведение, как он спит, жалуется ли он на страшные сны, как он рисует (но тут важен даже не цвет, а какие темы проявляются в рисунке), не начинает ли он отвергать игрушки или игры, которыми занимался.

Бывают и сезонные сложности. Сейчас все дети очень уставшие, у них часто проявлен носогубный треугольник.

Если родитель видит проявленный носогубный треугольник, от носика к подбородку, это говорит о том, что нервная система сейчас в напряжении.

И появление носогубного треугольника говорит о том, что любая нагрузка – психологическая, эмоциональная, интеллектуальная – будет сейчас чрезмерной, и ребенок сорвется.

А он сорвется либо в неуспешность, либо в какие-то эмоциональные скачки, либо он просто готовится к болезни, именно сейчас его тело борется с вирусом.

Это время, когда вообще не до школы.

Это время, когда надо открыть окошки, пойти гулять, написать учителю записку о том, что мы сегодня в школу не пойдем.

– Давайте тогда поочередно разберем, что зависит от школы, а что от семьи. На что нужно обращать внимание при выборе школы?

– Первое – это, конечно, отзывы о школе, но отзывы реальных живых людей. Если в школе нет охраны, можно походить по коридорам и увидеть, живые дети или они ходят строем.

«Самое важное – чтобы у ребенка не потерялся блеск в глазах». Фото Дар’ї Павлової

Самое важное – чтобы у ребенка не потерялся блеск в глазах. Потому что, если мы видим выгоревших детей, значит, им страшно.

Значит, надо еще поискать.

Идеально, когда только выбирают или меняют школу, чтобы ребенок сам прошелся по ее коридорам. Важно, принимает ли школу тело ребенка.

Если он приходит в школу и говорит «здесь воняет», если запах школы ребенку не подходит, то он будет чувствовать себя в ней некомфортно. Конечно, если ему надо будет все время идти в эту школу, он со временем привыкнет, но это будет насилием.

Запахи садика, например, помнят многие взрослые.

Второе – это когда знакомятся с учителем, проверить, насколько ребенок воспринимает его голос и психотип.

Мы не можем изменить преподавателя, но мы можем ему намекнуть, например, что ребенок не привык к громким голосам.

А ребенку надо сказать о том, что люди бывают разные, и этот человек говорит громко не потому, что он сердится, а потому что ему надо, чтобы все воспринимали информацию.

Потом мы приучаем ребенка к туалету, показываем, какой туалет в школе. Потому что если ребенок боится ходить в школьный туалет (а они бывают разные), то он будет весь школьный день терпеть, и ему будет не до учебы.

Также нужно позаботиться о том, есть ли в школе вода, и есть ли, особенно для первоклашек, где покувыркаться.

В классе должен быть коврик.

Можно уделить внимание и цвету доски. Дети с доминирующим левым полушарием больше воспринимают темную доску и белый мел, а правым – белую доску и черный маркер. Это, кстати, можно откорректировать – сделать две доски в школе силами родительского комитета.

Следующий фактор – количество детей в классе.

Для чувствительных детей класс больше 15 человек (во всяком случае, поначалу) будет большой нагрузкой. Значит, нужно сделать все возможное, чтобы мозг ребенка, как минимум, после школы мог отдохнуть. Такой ребенок после школы может быть либо более активным или невротизированным, либо совершенно уставшим. И это время, когда лучше убрать нагрузку из других кружков и всего остального.

Идеально, если в школе мало домашних заданий. Потому что уже доказано, что домашнее задание не влияет на усваивание материала и не влияет на успешность ребенка. Наоборот – чем больше домашних заданий, тем меньше у ребенка желания идти в школу.

Да, программа сейчас перегружена, иногда преподаватели не успевают все пройти на уроке. Но если у ребенка нет возможности «выдохнуть» дома, если вся жизнь ребенка превращается в школу, то он может плакать от того, что ему не хватает свободы, своей личной территории.

Как взрослые люди для себя «отворовывают» личную территорию? Они болеют, они начинают пить или уходят в соцсети.

«Часто родители переносят ощущение своей школьной жизни на своего ребенка». Фото Дар’ї Павлової

А у детей – какая возможность? Они уходят в игры или тоже болеют, или у них просто истерики.

У ребенка обязательно должна быть какая-то своя территория вне школы. Вплоть до того, что можно договариваться с учителем, чтобы какие-то дни прогуливать, чтобы отдышаться.

– Если у родителей есть возможность выбора, имеет ли смысл возить ребенка куда-то далеко в частную или альтернативную школу, или можно отдать в ближайшую школу под домом?

– Если мы видим, что ребенку в школе безопасно, что ему там комфортно, если учитель попал в зону авторитетности, если ребенку интересно (а для нас сигнал тревоги – это пропадание интереса), то лучше пусть он тратит меньше времени на дорогу и больше поспит.

Но есть школы с определенным уклоном. И если ребенку там нравится, он может ради этого раньше вставать и дальше ездить.

Важно помнить, что когда мы выбираем какую-то систему образования для ребенка, мы должны исходить из потенциала этого конкретного ребенка.

– Есть ли школы, в которые Вы не советовали бы идти?

– У меня есть негативный рейтинг школ Киева, который я никому не озвучиваю, но когда ко мне приходят клиенты и говорят: «Мы хотим ребенка отдать в такую-то школу», – я прошу много-много раз подумать.

Этот рейтинг создавался на протяжении многих лет практики из количества обращений клиентов из этих школ. И это не просто какие-то внутриличностные аспекты – это то, что вызвано школьными неврозами.

Если школа заточена на успешность, на рейтинги, то внимание там уделяется не ребенку, там во главе ставится цифра.

А если ребенок не во главе, ему там небезопасно.

Современные дети не позволяют себе быть механизмами – ни в семье, ни в школе, ни в социуме. Они другие, с ними уже так невозможно.

И в Киеве достаточно много таких школ, которые находятся в антирейтинге. В то же время, появляется все больше школ, в которых детям комфортно.

Но опять-таки, часто происходит заигрывание. Одна крайность – это жесткая система, а другая – это школы с полной демократией, где нет авторитетности учителя.

Эту ситуацию можно сравнить с тем, как человек сначала сдерживает эмоции, а потом начинает их выплескивать все сразу – маятник качнулся в другую сторону. Потом он придет в равновесие, но на это нужно какое-то время.

К сожалению, это поколение детей попадает под воспитательный эксперимент.

РЕБЕНОК МОЖЕТ ДЕЛАТЬ ОСОЗНАННЫЙ ВЫБОР ТОЛЬКО ПОСЛЕ 14 ЛЕТ

– Получается, что слишком много свободы – тоже плохо?

– Мы должны помнить, что до 14 лет внутренний стержень ребенка крепнет.

Это особенности психофизиологии. До этого возраста, в большинстве случаев, детям нужна внешняя опора – расписание дня, выстроенная система питания, расписание уроков, но которое смоделировано с учетом биоритмов самого ребенка, школьная форма.

– Вы считаете, что форма нужна?

– Желательно, чтобы она была. Но отношение к школьной форме должно вводиться по-другому. Сейчас оно вводится как ограничение, а изначально школьная форма – это принадлежность к какому-то классу, какой-то группе.

Слово «мы» – это слово, которое дает важную опору. Но для того, чтобы школьная форма принималась самим ребенком, он должен гордиться тем, к чему он принадлежит. Это тоже вопрос авторитетности.

«Идеально, когда только выбирают или меняют школу, чтобы ребенок сам прошелся по ее коридорам». Фото Дар’ї Павлової

Школьная форма должна быть удобной, современной. Не обязательно даже, чтобы это была стандартная форма, это может быть какой-то значок или беретик, любая отличительная деталь, которая могла бы дать ребенку ощущение «мы – банда».

Это то, что мы видим в западных фильмах о колледжах, когда они с гордостью носят свитера и так далее.

– Должен ли ребенок иметь возможность выбирать предметы, которые он хочет изучать? Если да, то, с какого возраста?

– Это очень важный вопрос. Дело в том, что только после 14 лет у ребенка формируется такое базовое количество нейронных связей, которое позволяет ему делать свой осознанный выбор. До этого мы предоставляем ему возможность пробовать разное.

Я считаю, что в начальной школе должен быть набор базовых знаний. Потом, класса с 5-го, может идти общая специализация, но исходя не из теста Айзенка, а более многогранного подхода. И там ребенок выбирал бы себе разные факультативы.

А потом, после 14 лет, когда остается пару лет до окончания школы – это уже может быть специализация.

– Что Вы имеете в виду под более многогранным подходом?

– Стандартный тест Айзенка сканирует только лингвистический и символьный интеллект, IQ – а человек очень многогранен.

Говард Гарднер выдвинул теорию множественного интеллекта.

Согласно ей, у нас есть логико-математический интеллект (выдающийся представитель – Исаак Ньютон), словесно-лингвистический (Уильям Шекспир), пространственно-механический (Микеланджело), музыкальный (Моцарт), телесно-кинестетический (спортсмены или скульпторы), межличностно-социальный (Нельсон Мандела, Махатма Ганди), внутриличностный интеллект (Виктор Франкл, Мать Тереза).

Теперь представьте, что у нас растет человек с гениальным проявлением внутриличностного интеллекта.

К концу второй четверти первого класса он поймет, что он идиот, по школьным меркам.

Задача родителей – наблюдая за своим ребенком, еще готовя его к школе, сказать: «Ты можешь быть разным».

Но это не значит, что мы развиваем только один вид интеллекта, развивать нужно разные грани.

– У Вас есть идеи, как в школе могли бы раскрывать эти разные стороны в детях?

– Пока преподаватели сами не раскрыли многогранность своего потенциала, это сложно воплотить.

Наверное, со временем мы к этому придем. Как минимум, в школе должны быть разные кружки и виды деятельности, а не заточка только на умение читать и считать.

И оценивать ребенка нужно не с позиции одного вида интеллекта и одного вида темперамента.

Потому что современное образование нацелено на детей-экстравертов, которые быстро включаются в информацию и быстро дают обратную связь.

В целом, система должна быть направлена на формирование личности, а не на запоминание информации.

Идеально, когда школа учит ребенка пользоваться информацией.

Задача не в том, чтобы держать все в голове, а в том, чтобы у ребенка было ощущение, что вот это знание я могу найти вот там, это знание – вот там, и я могу это применить.

Чем мне нравятся проектные лагеря, проектные школы? Тем, что знание остается в памяти, только если оно закреплено действием.

А отличие современного поколения – они не делают того, что не считают для себя полезным, того, на что нет ответа «а зачем?»

Это касается и домашних, совершенно бытовых, и глобальных вещей.

Я СКАЗАЛА СВОЕМУ СЫНУ: «МНЕ ВСЕ РАВНО, КАКИЕ У ТЕБЯ ОЦЕНКИ»

– Что Вы думаете о школьных оценках?

– Первое, на что надо обратить внимание – что, к сожалению, у нас оценка влияет на самооценку.

Когда ребенок получает, например, тройку, в других системах образования, в других странах он не перестает себя ощущать хорошим. В нашей культуре, если ребенок получает плохие оценки, он априори становится плохим.

– А в других странах не становится?

– Нет. Потому что фокус внимания не на оценке, а на личности. Ты остаешься изначально ярким существом, у которого есть разные грани.

Наша классическая оценка – это если ты делаешь 6 ошибок в тексте, тебе ставят 6 баллов. А если ребенок начинал с 20 ошибок, и чтобы сделать 6 ошибок, он приложил огромное количество усилий?

 «Идеально, когда школа учит ребенка пользоваться информацией». Фото Дар’ї Павлової

И сравнивать его с ребенком, который изначально был в этом успешен, потому что это попало в его ведущий вид интеллекта – правда, неадекватно ни для одного, ни для второго?

Конечно, было бы хорошо, если бы учителя применяли индивидуальный подход и давали меньше стандартизации. Оценка – это индивидуальное оценивание вложений самого ребенка, его стараний, усердия.

Еще желательно, чтобы учителя сначала уделяли внимание тому, что у ребенка уже получилось.

Есть правило, которое называется «похвали ноль».

Например, ребенок что-то пишет. Учитель или родитель может сказать: «Это все ужасно, перепиши».

Что тогда чувствует ребенок? «Что бы я ни делал, все равно будет плохо».

Ребенок-перфекционист соберется с духом, будет стараться в ущерб отдыху, через неделю заболеет.

А второй ребенок вообще скажет: «Не буду я этого делать. Я не чувствую результата».

Ребенок должен опереться на результат. Если говорить языком физиологии, он должен получить дофаминовое подкрепление, удовольствие от достижений.

Можно сказать: «Вот эта палочка у тебя получилась чудесно!» – и сказать действительно искренне. В любой строчке всегда есть то, что получилось замечательно.

– Это похоже на «метод зеленой ручки», когда вместо того, чтобы подчеркивать красным цветом ошибки, зеленым выделяется то, что получилось идеально.

– Замечательный метод. Это похоже на него. Надо, как минимум, начать с того, что хорошо, а потом показывать, над чем надо поработать.

И в системе оценивания важно, чтобы, когда учитель ставит оценку, у ребенка было ощущение справедливости.

Потому что дети агрессивно реагируют на оценки, либо вообще перестают обращать на них внимание, если им кажется, что эта оценка несправедлива.

Еще детям важно чувствовать, что то, что они делают, – важно. Я помню, как выгорал мой сын к оценкам, когда в начальной школе я, возможно, ошибочно, ему внушила, что в каждое свое действие надо вкладывать очень много. И каждое задание у него было творческим, мы что-то придумывали.

А потом он сказал: «Мама, а зачем? Они даже не проверяют, даже не обращают внимания». Это правило – если преподаватель задал домашнее задание, он должен его проверить.

Я своему сыну сразу сказала, и он всегда это знает: «Мне все равно, какие у тебя оценки. Конечно, я радуюсь, когда эти оценки высокие, но они не отражают для меня тебя. Для меня важно, чтобы у тебя сохранился интерес. Я не требую от тебя 12-бальной успешности по всем предметам. Есть вещи, которые просто должны остаться у тебя как общее представление, а в некоторые ты углубишься».

Тут вопрос, на чьей стороне родитель – на стороне ребенка или на стороне системы. Пока система не сформирована под ребенка, родитель должен быть на стороне ребенка.

Вообще, оценивание – это сложнейшая часть не только школьной жизни. Потому что мы все время сталкиваемся с оценкой: лайки в Facebook – это же тоже оценка.

Мы, к сожалению, выросли зависимыми от одобрения, поощрения. Потому что если внутренняя опора у меня не сформирована и не стабильна, то я пытаюсь вместо своей собственной наполненности туда положить мнение о себе.

А знаете, когда формируется эта заполненность?

До 4 лет, максимум до 7, в дошкольное время. И если ребенок становится зависимым от оценок, значит, до 7 лет у него не было возможности укрепиться в своей зрелости, в цельности.

ЕСЛИ МЫ ФОРСИРУЕМ КАКИЕ-ТО НАВЫКИ, СТРАДАЮТ ДРУГИЕ

– Как можно помочь ребенку сформировать эту цельность еще до школы?

– Прежде всего, нужно понимать, что для каждого возраста есть свои задачи.

От рождения до 2 лет у ребенка формируется физический контур развития. На этом этапе для ребенка важно и актуально все, что касается его физического тела. Он нюхает, щупает. И он формирует самооценку, исходя из отношения к его потребностям.

С 2 до 4 – личностный контур развития, это зрелость «я». В это время появляется «я», «мое», появляется «нет» в жизни ребенка. И время, когда лучше идти в садик – это ближе к 4 годам. Потому что когда вызрело «я», ребенок готов к «мы».

С 4 до 7 лет формируется межличностный контур развития. И с 7 лет ребенок переходит в социальный контур развития, то есть в школу.

Нужно понимать, что какие-то функции у ребенка появляются тогда, когда его мозг к этому готов. И если мы форсируем какие-то навыки, страдают другие.

Если вместо того чтобы до двух лет формировать телесный контур ребенка, ползать и нюхать вместе с ним, родители учили его буквам и цифрам – то в 7 лет, когда он пойдет в школу и столкнется с новой нагрузкой, первое, что не выдержит – эта телесная ступенька. И он начнет болеть.

Либо родители решили: «У нас единственный ребенок в семье, мы можем позволить себе няню, он не пойдет в садик».

А именно единственным детям, которые не привыкли к большому количеству людей рядом, которые вообще не привыкли к тактильному контакту – садик больше всех нужен.

«В каждой семье есть свои особенности, тут не бывает нормы». Фото Дар’ї Павлової

– То есть, Вы за садики, но в ясли лучше не отдавать?

– В каждой семье есть свои особенности, тут не бывает нормы. Если ребенок находится в безопасности в яслях, а когда мама приходит, он видит адекватную маму, которая дает ему близость и нежность – то это лучше, чем неадекватная, тревожная мама дома.

Но вообще, большинству детей садик важен. Курсов развития и кружков мало. Когда ребенок находится в садике, он видит, как дети вместе кушают, как дети вместе идут в туалет, он учится совершенно новому взаимодействию.

Если этого не будет, то когда он пойдет в школу, ему придется вместо учебы заполнять тот межличностный контур.

– И это может быть одной из причин того, что ему некомфортно в школе?

– Да. Обратите внимание, что «я» формируется до 4 лет. Если ребенок не получил изначально ощущение своей уникальности, своего потенциала, своей собственной задачи – он потом раздавится «мы»: станет либо очень послушным, либо, наоборот, все время оппонирующим.

Если у ребенка недоукомплектована какая-то ступенька, родители будут говорить, что это плохая школа. Но на самом деле с любого момента, с любого возраста мы можем это укомплектовать, просто на что-то идет больше времени.

А еще в каждом возрасте есть свой фокус авторитетности.

До 2 лет это мама, с 2 до 4 – мама и папа, с 4 лет происходит переход к другим взрослым, например, к воспитателю в детском саду, но еще и мама с папой. С 7 лет это уже больше учителя, чем родители.

И тут возникает вопрос – а как это переживет родитель?

Потому что даже когда ребенок идет в садик, у родителя может возникать столько ревности, что он начнет бодаться с авторитетностью воспитателя. А если родитель бодается с авторитетностью преподавателя, то он обесценивает преподавателя. Будет ребенок учиться у этого преподавателя?..

– Поэтому при ребенке не нужно критиковать учителя?

– Нельзя критиковать. Нельзя говорить о школе плохо. Если есть вопросы, они обсуждаются за закрытыми дверьми. О школе либо хорошо, либо ничего.

Но при этом ребенок должен знать, что если происходит что-то деструктивное, если ребенок жалуется, то родитель не скажет: «Иди сам решай свои проблемы».

Ребенок всегда должен знать, что на любой ступени родитель – это его адвокат. Он должен знать, что дома ребенок за все ответит, но для мира родитель – это всегда олицетворение безопасности.

– Вы говорите о том, чтобы не форсировать интеллектуальное развитие ребенка. А если он сам к этому тянется? Например, видит, как мама читает книжку и говорит: «Расскажи, что это за буквы» или сам просит с ним позаниматься?

– Тут есть большой вопрос. Об этом сейчас часто кричат нейропсихологи. Для ребенка в любом случае важно внимание. И ребенок сделает все возможное, чтобы мама присутствовала с ним целиком.

Если папа или мама присутствуют со мной целиком не в момент, когда я прошу поиграть, а только когда почитать или позаниматься – то я буду стимулировать любое действие, которое мне гарантирует их присутствие, вплоть до делания домашних заданий на протяжении 10 часов подряд.

Но это вопрос не интеллекта ребенка – это вопрос присутствия родителя рядом.

– Как тогда определить, готов ребенок к школе или нет?

– Первый признак – это смена зубов. Если хотя бы несколько зубиков поменялись, это значит, что тело ребенка готово выдержать новую нагрузку.

Один из признаков – это появление в речи шепота, «секретиков», это говорит о появлении внутренней речи.

Еще один из признаков – это умение прыгать на одной ноге.

Также это умение переступать по ступенькам. Ребенок, не готовый к школе, приставляет ножку к ступеньке, а готовый – переставляет через ступеньку. Это говорит о согласованности частей мозга.

«Ребенок, не готовый к школе, приставляет ножку к ступеньке, а готовый – переставляет через ступеньку». Фото Дар’ї Павлової

Или когда ребенок, здороваясь, отрывает большой пальчик. А детки, не готовые к школе, если их не приучили здороваться за руку, здороваются с прижатым большим пальцем.

Большой палец символизирует «я» – я готов себя выделить в социуме, не развалиться под действием социума.

– Разве ребенок до школы не умеет прыгать на одной ноге или переступать через ступеньки?

– Он может все начинать раньше, нужно смотреть на совокупность этих признаков.

Вообще, сейчас все эти этапы часто проходят раньше. Детки в кризис трех лет входят примерно в два годика. У них все начинается раньше, и мы не успеваем к этому подготовиться.

Сейчас в 9 лет уже начинается подростковый возраст. У современных девочек месячные могут начаться в 9 лет, у мальчиков поллюции начинаются раньше. Это их особенность.

– Те этапы, которые Вы назвали – уже с учетом этого ускорения или нет?

– Это усредненные темпы. Может быть, чуть раньше.

Но в школу лучше идти все-таки к 7 годам, потому что определенные части мозга вызревают к тому времени. Как минимум, те, которые отвечают за держание в одной позе и за неигровое восприятие мира.

До 7 лет ребенок играет. Если он в 6 лет идет в школу, то для него школа превращается в игру. А игра – это же «по моим правилам»: хочу – встаю, хочу – кушаю, хочу – пою.

Только после 7 лет он может воспринимать это как часть системы.

ЗАДАЧА ПОДРОСТКА – ОБЕСЦЕНИТЬ ТО, ЧТО БЫЛО ВАЖНО

– Мы поговорили о возрастных этапах до школы и в начальной школе. А что происходит потом, в подростковом возрасте?

– Тут есть интересный нюанс. В подростковом возрасте интеллектуальная нагрузка на ребенка в разы больше – там больше предметов, они сложнее. А подростковый возраст – это именно то время, когда неокортекс – это самая незадействованная часть мозга.

В это время активны части мозга, которые отвечают за удовольствие и за восприятие опасности. Любой подросток находится в более тревожном состоянии, у него скачки эмоций. Страх, агрессия – это все связано со структурами мозга.

В это время из-за стресса тормозит часть мозга гиппокамп, которая отвечает за долговременную память. Поэтому они могут часами сидеть над учебником и не запоминать информацию. А запоминать нужно все больше и больше.

Если говорить языком физиологии, в этот момент у них дефицит цинка. Когда дефицит цинка, не работает гиппокамп. Если бы им выдавали какие-то добавки или продукты, содержащие цинк, им бы было легче. Или если бы преподаватели тратили чуть больше времени на то, чтобы ввести их в состояние безопасности.

А еще подростковый возраст – это время смещения авторитетности. К кому в это время смещается фокус авторитетности?

– К одноклассникам?

– Да. Не просто к одноклассникам, а к группе альфа-самцов или альфа-самок. И он полностью уходит с преподавателя.

И задача подросткового возраста – максимально отдалиться от мамы. А преподаватели у нас обычно кто?

– Женщины.

– И они попадают под проекцию. И мало того, что мозг ребенка вообще не справляется с нагрузкой, еще и проекция мамы, которая что-то требует – а я прихожу домой, и мама становится продолжением школы.

Если темы жизни семьи крутятся только вокруг того, что было в школе, домашнего задания и «почему ты такой разгильдяй?» – то родитель перестает отличаться от преподавателя.

И тогда у ребенка нет безопасной среды, его мозг и нервная система не могут отдохнуть.

Подростковый возраст – это и так возраст чувства вины, возраст огромного страха практически у всех детей. И счастливы те дети, которые растут вместе с родителями, которые это понимают и не усугубляют чувство вины.

Задача ребенка в подростковом возрасте – обесценить родителей, обесценить то, что для них было важно. Если до того момента была важна учеба, то обесцениваются любимые предметы. Это закономерность.

Это не потому, что «с ребенком происходит что-то». Почему-то многие преподаватели об этом забывают или не знают, и они на это реагируют личностно.

Меня умиляли преподаватели в школе сына, которые подходили к родителям и говорили: «Вы только его не ругайте, вы же видите, что он подросток. Может быть, он сейчас влюблен, а может быть, у него сейчас гормональные скачки».

– Есть же такие преподаватели…

– Есть, и их все больше. Но это те учителя, у которых смысл жизни не только в преподавании, и те родители, у которых смысл жизни не только в детях.

У меня была очень интересная работа с одним вообще-то гениальным преподавателем.

Но дети и родители жаловались на то, что этот преподаватель орет на уроках, унижает детей. Когда я с ней разговаривала, она говорит: «Что вы? Я же вкладываю жизнь в этот предмет!».

«Задача ребенка в подростковом возрасте – обесценить родителей, обесценить то, что для них было важно». Фото Дар’ї Павлової

А вкладывать жизнь во что-то очень опасно, потому что тогда у человека больше требований. Если я в вас вкладываю жизнь – вы мне должны.

Так же, когда у родителя в жизни нет ничего, кроме успешности ребенка – ребенок либо будет пытаться соответствовать этому и это вырастет в перфекционизм, что вообще-то диагноз, невроз – либо такой ребенок будет сопротивляться и демонстрировать неуспешность при удивительном интеллекте и способностях.

ДОМАШНЕЕ ОБУЧЕНИЕ МОЖЕТ БЫТЬ БЕГСТВОМ

– Сейчас многие переводят детей на домашнее обучение, количество хоумскулеров растет с каждым годом. Это своего рода бегство от реальности или действительно лучшее решение для ребенка?

– Тут важно ответить на вопрос, почему родители выбирают для своего ребенка дистанционное обучение.

Если ребенок уходит на домашнее обучение, потому что у него не сложились отношения с учителем или с классом – это бегство.

Если у родителей смысл жизни в ребенке, то иногда для них выгодно, чтобы ребенок был на домашнем обучении, потому что это оправдание своей занятости.

А еще, если родитель очень тревожный, то для него выгодно, чтобы ребенок был рядом. Или если ребенка далеко возить в какую-то школу, то выгодно, чтобы он был дома.

Тьюторы хоумскулеров рассказывают о том, что многие из них – не социальные дети, которые изначально уходят от контактов, предположим, в виртуальный мир.

Так это не про то, что ребенок не вписывается в систему – а про то, что ребенка важно вытащить из зависимости и научить функционировать в социуме. Мы же не сможем для него создавать такие аквариумные условия до пенсии.

Но бывают варианты, когда ребенку нужно дистанционное обучение – когда потенциал ребенка действительно выходит далеко за рамки школьной программы, родители это осознают, и у них хватает ресурса, чтобы обеспечить его и социальными контактами с другими детьми, и обучением.

Действительно, есть много детей, которые, перейдя в хоумскулеры, стали более живыми и захотели учиться. Для меня это больше важно, чем все грамоты в конце учебного года.

Некоторые хоумскулерские объединения очень хороши, когда дети вместе не только изучают общеобразовательную программу, но и занимаются другими видами деятельности. Они не ходят в школу, но они обучаются группой в комфортной атмосфере, на полу, в подушках.

Но просто кружка танцев вечером недостаточно.

– Что вообще для ребенка важнее – индивидуальная программа обучения или делать все вместе, дружно, всем классом?

– Какой важный, совершенно «неотвечаемый» вопрос!..

Всегда существует баланс «я – мы». Если человек стоит перед выбором «либо я, либо мы», – это проигрыш.

Важно, чтобы все время соблюдался баланс: ориентация на личную траекторию ребенка и при этом на межличностную коммуникацию.

Источник http://life.pravda.com.ua/person/2016/03/17/209473/

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *